Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Legal Studies
Reference:

Judicial guarantees of Constitution and presidential constitutionalism.

Kravets Igor'

Doctor of Law

Head of the department of Theory and History of State and Law, Constitutional Law, Novosibirsk National Research State University

630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Pirogova, 1

kravigor@gmail.com
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2305-9699.2014.8.12780

Received:

15-08-2014


Published:

29-08-2014


Abstract: The article concerns approaches to the modern understanding of constitutionalism as a legal matter, correlation of constitutionalism and judicial guarantees of the Constitution, interrelation between the concept of supremacy of the Constitution and means of guaranteeing constitutional norms, role of the President as a political guarantor of the Constitution, formation of the presidential constitutionalism in Russia, compatibility of constitutionalism and the strong state. Attention is paid to the limitations to the judicial guarantees of the Constitution within the legal system of the Russian Federation, rise of the President as a political guarantor of the Constitution for the purpose of implementation of the goal provided in the Constitution of the Russian Federation, which is the formation of the rule of law state. The article involves the principles of comparative and systemic analysis, constituional projection and critical evaluation of efficiency of constitutionalism and the means of guaranteeing the supremacy of the Constitution.  The articlee includes evaluation of the ideological sources of the modern understanding of constitutionalism, means of guaranteeing the constitution and their constitutional enshrinement and correlation within the doctrine and practice of modern Russian constitutionalism and constitutional justice. The author discusses the dominant features of presidential constitutionalism in Russia, uncovering the gaps and defects of the current legislation in the sphere of guarantees of constitutional norms and formulating proposals for the improvement  of constitutional legislation and legislation on constitutional justice.


Keywords:

constitutionalism, supremacy of constitution, judicial guarantees of the constitution, presidential constitutionalism, political guarantor of the constitution, constitutional justice, rule of law state, strong state, statist constitutionalism, rationalized parliamentarism


Современное понимание конституционализма как правового явления

В современных общественных науках конституционализм рассматривается как правовое, историческое, политическое и социальное явление. Первоначальное использование категории "конституционализм" в рамках конституционного права объясняется потребностью осветить новизну правового явления Нового времени, каким стала писаная конституция, ее место и роль по отношению к другим правовым актам. Другие общественные науки, применяя категорию "конституционализм", значительно обогатили и привнесли в нее новые элементы, новое содержание, которые отражали специфику исследовательской программы каждой из общественных наук.

В современных исследованиях отмечается, что содержание категории "при сохранении обозначающего ее термина, т.е. знака, изменяется в зависимости от того, в системе каких категорий она находится". "Именно поэтому категория, обозначаемая одним и тем же термином, в разных науках… может иметь различное содержание". "В частности, такие категории, как право, политическая система, конституция и др., по-разному "работают" в категориальных аппаратах науки конституционного права, социологии, политологии и т.д." [1. С.4-5]. Одним из первых исследований в отечественной правовой науке, где было раскрыто понятие конституционализма в историко-правовом и сравнительном контексте, был цикл работ, выполненных под общей редакцией В.С. Нерсесянца[2, 3].

Как правовое явление, конституционализм означает, прежде всего, сам факт наличия конституции и ее активного влияния на политическую жизнь страны, верховенство и определяющую роль конституции как основного закона в системе действующего законодательства, опосредованность политических отношений конституционно-правовыми нормами, конституционную регламентацию государственного строя и политического режима, конституционное признание прав и свобод личности, правового характера взаимоотношений гражданина и государства.

Конституционализм включает набор идей, принципов и правил, совокупность которых имеет дело с решением вопроса о том, как развивать правовую и политическую систему, которая исключала бы произвол насколько это возможно и гарантировала бы основные права и свободы личности, публичную и частную жизнь индивида. Конституционализм можно определить как гармоничное правление в хорошо организованном обществе в условиях правового порядка. Такое правление ограничено правилами, созданными до момента начала их действия. Поэтому конституционализм тесно связан с концепцией верховенства права. Справедливым является утверждение, что конституционализм реализует господство права в условиях Нового и Новейшего времени, неся с собой предсказуемость и безопасность в отношениях между индивидами, личностью и государством, создавая ограничения для государственной власти и, в тоже время, определяя правовые параметры ее деятельности в различных общественных сферах.

Отдельные исследователи считают, что для современного конституционализма основополагающими понятиями являются верховенство права, разделение властей, автономный конституционный надзор и гарантии основных прав человека [4. P.1185]. На наш взгляд, приведенный перечень не является полным, он может быть расширен с учетом исторического опыта развития конституционализма в современном мире.

Американский профессор М. Розенфельд полагает, что существует три существенные характеристики современного конституционализма: ограниченные полномочия государственной власти, приверженность верховенству права и защита фундаментальных прав [5. P.1307]. Наиболее важным для современной конституционной демократии он считает верховенство права. При отсутствии этого принципа современная конституционная демократия была бы невозможна.

Для современного понимания конституционализма правообразующее значение имеют классические принципы с учетом их эволюционного значения, национальной специфики реализации и относительно новых конституционных институтов, получивших широкое распространение во второй половине ХХ века.

Согласно одному из классических источников конституционализма, статьи 16 из Французской Декларации прав человека и гражданина 1789, "общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделение властей, не имеет Конституции" [6. C.251]. Текст Декларации, принятой Национальным Собранием 26 августа 1789 года, был включен в Конституцию 3 сентября 1791 года.

Подход, отмеченный в Декларации, означает, что конституция и конституционализм предполагают наличие гарантированных прав и свобод, а также реализацию в той или иной мере разделения властей в государстве. Тем не менее, возможности конституционных принципов фактически более широкие. В дополнение к этим двум принципам конституционализма, следующие принципы являются существенными и необходимыми: народный суверенитет; правление закона; правила относительно выбора должностных лиц и относительно их ответственности по отношению к управляющим; и принципы относительно создания, пересмотра, интерпретации и реализации конституции.

Тем не менее, отмеченные принципы конституционализма при всей их важности не должны распространяться в современном мире при помощи насилия со стороны отдельных государств. Различные страны и народы вправе формировать свою конституционную идентичность при наличии доброй воли без навязывания основополагающих принципов конституционализма. В противном случае сравнительная конституционная теория и практика рискуют оказаться иррелевантными [4. P.1185-1186].

Современный этап российского конституционализма начался после принятия Конституции РФ 1993 года. В нем сочетаются элементы демократического конституционализма и традиционные для России элементы политического властвования, игнорирующего конституционные ограничения и поддерживающего клиентарные отношения между субъектами политических действий. Многие конституционные принципы пока не нашли последовательного воплощения в отраслевом законодательстве и судебной практике, поэтому текущий этап российского конституционализма может быть охарактеризован как переходный конституционализм. Он требует особого внимания исследователей для определения его эволюционных возможностей и стратегии развития в условиях кардинальной трансформации российской правовой системы.

В отечественной литературе при обсуждении порядка подготовки и введения в действие Конституции РФ 1993 года высказывается мысль, что конституционный процесс в этот период можно характеризовать не столько как конституционную реформу, сколько как конституционный переворот, вызванный правовым и политическим кризисом [7, с.155] . Если принимать во внимание содержание и направленность новых конституционных норм и принципов, то правовую ситуацию в России после введения в действие Конституции РФ 1993 года можно обозначить как конституционную революцию, многие элементы которой получили конституционное или законодательное закрепление в 1989—1993 годах.

Для современного российского варианта конституционной революции, которая является одним из примеров в мировом политическом и правовом развитии, характерны следующие черты. Во-первых, конституционная революция выросла из жесткого столкновения принципов конституционной законности и легитимности. Разработка и принятие новой конституции происходили не по правилам, установленным прежде, т.е. в условиях нарушения принципа конституционной законности. Однако в целях реформирования старой правовой системы творцы Конституции вынуждены игнорировать прежде установленный порядок принятия Основного закона и, опираясь на поддержку даже менее половины граждан (около одной трети избирателей), создавать новый конституционный порядок. Легитимность нового конституционного порядка не вытекает из прежнего состояния вещей, она формируется благодаря конструктивной политике привлечения сил политической оппозиции к созданию новых институтов публичной власти. Во-вторых, конституционная революция сопровождается борьбой новых конституционных и правовых принципов с институтами и традициями старой правовой системы, которая подвергается кардинальной трансформации при активной поддержке государства, арбитражной функции Президента и контрольной функции конституционного правосудия. В-третьих, благодаря своей преобразующей роли новая Конституция неизбежно сталкивается с потребностью согласования нормативных основ и правовых реалий, вследствие чего повышается значимость телеологической функции Конституции. Суть телеологической функции, которая становится необходимым атрибутом конституционной революции, заключается в том, что конституция закрепляет нормы-цели, нормы-задачи, нормы-принципы нового конституционного порядка, играющих роль ориентиров преобразования правовой системы и интеграторов граждан в демократическое и правовое сообщество.

Судебное гарантирование конституции: проблемы, ограничения, перспективы

В исторической ретроспективе отмечается существование античного, средневекового и современного конституционализма. Многие компоненты современного конституционализма основываются на доктрине и практике верховенства конституции. Данного принципа конституционализма (или юридического свойства конституции) не было как в античных правовых системах, так и в период средних веков. Создание концепта верховенства конституции связано с периодом конца XVIII века, значительный импульс развитию концепта верховенства конституции в XX столетии придал появившейся институт конституционного правосудия.

Формирование российского конституционализма как правового явления немыслимо без надлежащего обеспечения и проведения в жизнь принципа верховенства конституции. Следует согласиться с лаконичной формулировкой Ю. Лимбах о том, что "концепт верховенства конституции присуждает высшую власть в правовой системе конституции"[8. P.1]. На пути к реализации этого принципа России удалось преодолеть пока только частично ключевые трудности и проблемы.

Конституции присущи аксиологические свойства. Аксиологизм конституции – ценностные основания современного конституционализма. По мнению Н.С. Бондаря, именно аксиологическими свойствами определяется уникальность Конституции с точки зрения ее юридических, политико-идеологических, философско-мировоззренческих и иных характеристик. Ценностная значимость присуща как Конституции в целом (с точки зрения, прежде всего, таких ее юридических характеристик, как верховенство, высшая юридическая сила, прямое действие, сочетание стабильности и динамизма и т.п.), так и конкретным ее нормам, которые являются в этом случае отражением фактически сложившихся и юридически признаваемых представлений о социальных приоритетах и наиболее оптимальных моделях обустройства общественной и государственной жизни, о соотношении ценностей власти и свободы, равенства и справедливости, рыночной экономики и социальной государственности и т.д.[9]

Для обоснования обеспечения верховенства конституции могут применяться две концепции гарантирования конституции: 1) концепции судебного гарантирования конституции, когда ее гарантом провозглашается специализированный орган конституционного контроля - Конституционный Суд или суд общей юрисдикции; 2) концепция политического гарантирования конституции, когда ее гарантом провозглашается глава государства, обеспечивающий реализацию конституционных норм и определяющий основные направления законодательной политики и деятельности правительства.

Концепция судебного гарантирования конституции опирается на идеи Ганса Кельзена о судебной гарантии конституции и конституционной юстиции [10], которые получили оформление в кельзеновскую модель конституционного контроля, послужившую теоретической основой для европейских систем конституционного правосудия, в том числе для создания российской модели Конституционного Суда РФ.

Концепция политического гарантирования конституции главой государства восходит к идеям Карла Шмитта, разрабатывавшего теорию политической теологии и связывавшего функцию гаранта конституции с политическим сувереном (политическим богом), каким считал главу современного государства. В работе 1931 года «Гарант конституции», посвященной поиску выхода из системного конституционного кризиса Веймарской республики, К. Шмитт призывает заменить плюралистическое государство конкурирующих партий субстанциальным порядком с единой государственной волей, для чего необходима президентская диктатура в качестве гаранта конституции [11].

Обе концепции гарантирования конституции находят отражение в Конституции РФ 1993 года, которая закрепляет Президента РФ в качестве гаранта конституции, прав и свобод человека и гражданина (ч.2 ст.80), и устанавливает в ст.125 полномочия Конституционного Суда РФ в сфере судебного конституционного контроля и толкования конституции.

Современный российский конституционализм, следовательно, основывается на сочетании (соотношении и взаимном влиянии) доктрины и практики политического гарантирования конституции главой государства и судебного гарантирования конституции (органом конституционного правосудия). В исследованиях получает развитие как концепция судебного конституционализма (современная версия судебного гарантирования конституции), так и концепция политического гарантирования конституции Президентом РФ. Доктрина судебного конституционализма развивается в работах современных исследователей, судей Конституционного Суда РФ [12, 13, 14].

В современном мире используются различные модели судебного гарантирования Конституции наряду с внесудебными способами защиты и правовой охраной конституции. Модели судебного гарантирования конституции как правило отражают сложившиеся и поддерживаемые государством системы конституционного контроля и конституционного правосудия. Модели судебного гарантирования конституции (американская, европейская и смешанная) опираются на особенности правовой и судебной системы, существующие в государстве, особенности государственного режима могут влиять на эффективность работы судебного гаранта Конституции.

Ограничения судебного гарантирования конституции, как правило, имеют объективный характер и вызваны особенностями правовой и судебной системы, государственной политикой в судебной сфере, исполнения (или реализации) решений органов конституционного правосудия, однако, такие ограничения могут быть связаны с принятыми и реализуемыми способами и методами толкования конституционных норм, доктриной самоограничения и профессиональными установками судей при решении вопроса о допустимости обращений или степени влияния конституционного правосудия на иные компоненты правовой и судебной системы страны.

В данной статье обсуждается несколько видов ограничений судебного гарантирования конституции применительно к опыту Российской Федерации в контексте мирового конституционного процесса.

1) Ограничения, связанные с существованием в России двух гарантов Конституции – судебного гаранта в лице Конституционного Суда РФ и политического гаранта в лице Президента РФ. Формирование доктрины и практики судебного верховенства Конституции необходимо согласовывать с конституционной политикой Главы Российского государства. Конституционный статус судебного гаранта Конституции позволяет в России формировать доктрину и практику судебного верховенства конституции и рассматривать Конституционный Суд РФ в качестве окончательного арбитра в вопросах судебного гарантирования Конституции. Конституционный Суд РФ уполномочен в соответствии со ст.125 Конституции РФ и ст.3 ФКЗ о КС проверять конституционность федеральных конституционных законов и федеральных законов независимо от того, какой орган или должностное лицо были инициаторами таких актов. Однако насколько будет осторожен Суд, когда встанет вопрос о проверке конституционности федерального конституционного закона или федерального закона, инициированного Президентом РФ и принятого Федеральным Собранием? Представляется, что для согласования авторитетов двух гарантов Конституции и в целях предупреждения умаления престижа президентской власти, можно было бы предусмотреть предварительный конституционный контроль проектов федеральных конституционных законов и федеральных законов, инициированных Президентом РФ. Такой контроль мог бы осуществлять Конституционный Суд РФ на стадии их прохождения через палаты Федерального Собрания. Такая процедура не препятствует осуществлять предварительный парламентский контроль проектов федеральных конституционных и федеральных законов.

2) Ограничения, связанные с юридическими возможностями, предусмотренными Конституцией РФ, но не используемыми Конституционным Судом РФ. Ограничивает судебное гарантирование конституции отсутствие в течение 20 лет посланий Конституционного Суда РФ палатам Федерального Собрания. Не обеспечивается реализация нормы Конституции РФ о посланиях Конституционного Суда РФ, и не гарантируется (двумя гарантами Конституции) мониторинг состояния конституционной законности с опубликованием и общественным обсуждением (ежегодно по аналогии с посланиями Президента РФ или с иной периодичностью). Исследование методологических вопросов проблемы посланий Конституционного Суда РФ, его возможной структуры предпринято в научной литературе[15, 16]. Среди исследователей - судьи Конституционного Суда РФ, предлагающие рассматривать Послания как одно из средств овеществления государственной политики. В этом случае послания, по мнению А.Н. Кокотова, имели бы качество своеобразных предправовых источников социального регулирования (как и послания Президента Федеральному Собранию, доклады Уполномоченного по правам человека) [17].

С одной стороны, формат посланий удобен для выделения на основе анализа конституционно-судебной практики системных проблем российского законодательства и правоприменения, для устранения которых помимо изменений законодательства могут быть задействованы и конституционно-судебные средства, такие как прояснение содержания конституционных положений в процедуре официального толкования Конституции РФ[17].

С другой стороны, послания могли бы играть роль обобщения судебной практики по конституционно-правовым спорам и одновременно (в специальном разделе) отражать направления конституционной законодательной политики, инициативы Конституционного Суда РФ в сфере совершенствования законодательства, определять итоги реализации и проблемные зоны реализации правовых позиций и постановлений Конституционного Суда РФ.

Актуальной проблемой конституционного правосудия является определение правовой природы и структуры послания Конституционного Суда РФ, периодичность посланий и место (орган государства), в котором возможно оглашение послания Конституционного Суда РФ. По мнению Председателя Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькина, каждое постановление Суда является мини посланием, следовательно, Суд выполняет свою миссию обращения к различным органам государства, гражданам, их объединениям. Следует поддержать данную позицию, и вместе с тем отметить, что самостоятельная роль посланий может формироваться в правовой системе России после внесения поправок в текст ФКЗ о КС, если за посланиями закрепить роль итогового документа Суда, обобщающего за определенный период (2-3 года) практику конституционного правосудия. В этом случае послания становятся инструментом влияния на эффективность исполнения (или реализации) постановлений Конституционного Суда РФ.

3) Ограничения, вызванные отсутствием юридической процедуры предварительной проверки законов о поправках к Конституции на соответствие основам конституционного строя и положениям главы 2 Конституции РФ о правах и свободах человека и гражданина. В России конституционная система, опирающаяся на административные ресурсы государства, обеспечивает возможность внесения проектов Законов РФ о поправке или поправках Конституции РФ различными субъектами права на конституционную модернизацию [18]. Хотя перечень субъектов, имеющих право инициировать пересмотр Конституции РФ и внесения поправок в Конституцию РФ, отражает опыт и идеологию XIX-XX веков, и не соответствует современным техническим и демократическим возможностям современного государства (для этого необходимо формировать новую парадигму Конституции XXI века), рассмотрения и принятия предложений о поправках к Конституции РФ, как показывает российский опыт, имеет императивный характер только когда инициатором становится глава Российского государства. Такие поправки, как показывает российский опыт 20-летия Конституции, принимаются в юбилейные годы (в 2008 и в 2013 годах) по инициативе Президента РФ.

4) Ограничения, вызванные отсутствием полномочий у Конституционного Суда РФ обеспечивать верховенство ч.6 ст.76 Конституции РФ. Данные положения не обеспечиваются ни конституционным, ни законодательным, ни процессуальным механизмом реализации. Их нужно или устранять или обеспечивать. Конституционный контроль (в абстрактной форме) за нормативно-правовыми актами, принятыми субъектами РФ в порядке ч.6 ст.76 Конституции РФ, находится вне компетенции Конституционного Суда РФ и осуществляется другими федеральными судами или органами конституционного (уставного) контроля соответствующего субъекта Федерации. Однако органы регионального конституционного правосудия имеют ограниченные средства контроля над законодательством субъектов РФ, принятым по вопросам их собственного ведения. В случае «вторжения» федерального законодателя с помощью императивных норм в вопросы ведения субъектов РФ, конституционные (уставные) суды таких субъектов не вправе признавать федеральные законы противоречащими законам субъектов РФ, принятым в соответствии с ч.6 ст.76 Конституции РФ. Представляется важным или упразднить положения ч.6 ст.76 Конституции РФ, которые в настоящее время не обеспечены надлежащим механизмом реализации («спят»), или создать действенный механизм, гарантирующий реализацию данных положений.

5) Ограничения, вызванные отсутствием обязательной процедуры проверки международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации. Верховенство конституции имеет много общих черт с пониманием верховенства международного права, однако, если рассматривать соотношение норм международного права и конституции через призму свойства их взаимного верховенства, то следует признать, что такое верховенство носит взаимно ограничивающий характер. Можно предположить, что доктрина «ограниченного верховенства» наиболее подходящий концепт, который способен объяснить не только формально-юридическое, но динамическое материально-содержательное соотношение конституции как высшего и одновременно основного закона страны и норм международного права с их конституционно установленным приоритетом внутри правовой системы страны. Судебная оценка международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации, применяемая в качестве обязательной процедуры могла бы стать гарантом оптимального сочетания принципа верховенства конституции и верховенства международного права. Необходимо отказаться от устоявшейся государственно-правовой традиции неучастия Конституционного Суда РФ в судебной оценке международных договоров. Введение обязательного предварительного конституционного контроля международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации, позволило бы Конституционному Суду РФ формулировать правовые позиции по вопросам имплементации норм международного права и международных договоров РФ, расширило бы сферу судебной оценки международных договоров с позиций действующей Конституции РФ и стало бы важным этапом конституционализации норм международного права и международных договров.

Совместимость конституционализма и сильного государства: два гаранта Конституции?

Могут ли сосуществовать конституционализм и сильное государство одновременно в одной стране? И если это государство – Россия, как в рамках действующей конституции согласовать и обеспечить не эфемерное осуществление принципов российского конституционализма и сильного государства, ответственного за социальную и экономическую политику, способного преодолевать проблемы злоупотребления правами и противодействовать коррупции в публично-правовой сфере.

Научное осмысление реализации Конституции РФ 1993 года, которая в 2013 году отметила 20-летие своего действия в конституционном пространстве России, происходит в условиях реального возвышения президентской власти и власти Председателя Правительства РФ. Президенстко-правительственный дуумвират федеральной государственной власти снижает роль судебных органов и особенно, конституционного правосудия в реальном обеспечении верховенства и прямого действия Конституции РФ, свидетельствует о достаточно четко формирующейся тенденции превращения российского интегрированного конституционализма в президентский конституционализм, при котором актуализация норм и положений действующей в стране Конституции во многом зависит от их понимания главой государства и от законотворческих инициатив Президента РФ и Председателя Правительства РФ. Из двух гарантов Конституции, предусмотренных её нормами (глава государства и Конституционный Суд), приоритетное положение в правовой системе и системе органов государственной власти приобретает глава государства, который благодаря определению основных направлений внешней и внутренней политики, законотворческим инициативам, арбитражной и контрольной деятельности формирует широкую социально-политическую и правовую матрицу понимания и актуализации конституционных норм и принципов в различных сегментах правовой системы страны. Конституционная политика балансирования интересов является одним из главных направлений деятельности Конституционного Суда РФ.

Конституционализм следует рассматривать как предмет конституционной политики государства. Наука конституционного права, как правило, поддерживает разграничение между правом и политикой. Поэтому термин «конституционная политика» редко встречается в российской научной литературе по конституционному праву. Однако в последние годы ряд исследователей стали рассматривать конституционную политику как разновидность правовой политики. В американской конституционной юриспруденции термин «конституционная политика» используется гораздо реже (о чем свидетельствуют книги и статьи), чем термин «конституционное право» [19. P.7-8].

Сравнительное конституционное право основывается на методологическом плюрализме [20]. В условиях интеграции России в международное и европейское правовое пространство значимость обратного влияния на российское внутригосударственное право теории и практики планетарного конституционализма необходимо рассматривать в контексте соотношения национальных особенностей и глобальных закономерностей развития и совершенствования основных принципов и институтов современного конституционализма. В международных политических исследованиях обосновывается потребность осмысления нового понимания черт и природы конституционализма, выходящего за пределы национального государства [21].

Роль правового регулирования в становлении и развитии конституционного государства трудно переоценить. Обязывающий характер правовых норм всегда является составной частью современного понимания конституционного государства. В различных правовых системах сформировались концепции, объясняющие роль права в регулировании общественных отношений, складывающихся в условиях конституционализма.

Англосаксонская концепция определяется понятием "верховенства права" (rule of law). В англосаксонской правовой культуре принцип верховенства права формировался постепенно, как и сама английская конституция. В общем виде верховенство права означает, что даже высшая законодательная власть не должна на законных основаниях посягать на известные основные принципы справедливости. Источник таких основных принципов справедливости был заложен в английской конституции, которая материализовалась в ряде известных исторических документов, начиная с Magna Carta 1215 года, простирающемся до Bill of Rights 1689 года, а также английского общего права[22]. В наиболее развитом виде эта концепция получила распространение сначала в Великобритании, США, а затем ее модификации стали применяться в других странах, которые заимствовали идеи и институты стран общего права. К таким странам в настоящее время относятся Канада, Австралия, Новая Зеландия и ряд других. Несмотря на многочисленные примеры реализации в той или иной форме концепции "верховенства права" в странах англосаксонского мира, юристы по-прежнему считают возможным рассматривать ее как идеал. Идеал верховенства права ("the Rule-of-Law ideal") и его различные концепции рассматривается в обширной статье Ричарда Феллона. [23].

В странах континентальной Европы возникла и действует концепция правового государства, в Германии она выражается термином Rechtsstaat, а во Франции — понятием État de droit. Возникновение понятия правового государства относится к рубежу XVIII—XIX веков. Впоследствии оно развивалось и совершенствовалось, постепенно модифицировалось и его основное предназначение. В середине XIX века Роберт Моль отмечал, что государство, основанное на идее права, может осуществиться в жизни постепенно и историческим путем, путем прогрессивного развития народа из иной фазы цивилизации [24. C.256]. Причем для такого государства, по его мнению, нет такой формы правления, которая была бы для него обязательна вследствие внутренней необходимости или которая была бы для него единственно возможною вследствие внешних причин. Современные конституционные системы в целом подтверждают это положение. Первоначально понятие правового государства возникло как своеобразная программа ограничения государственных притязаний. В современных условиях "принцип правового государства не сводится к защите человека от государственных притязаний, а преследует двойную цель: в равной мере ограничивать и обеспечивать деятельность государства, чтобы таким образом гарантировать достоинство человека, свободу, справедливость и правовую защищенность его как в отношениях с государственной властью, так и между индивидами" [25. C.54].

Концепция правового государства стала ответом абсолютистскому государству, которое характеризовалось отсутствием свобод, концентрацией власти и безответственностью власти перед обществом, а юридические гарантии правового государства соответствовали требованиям современного конституционализма. По мнению Д. Валадеса, конституционализм включает в себя два базовых элемента, которые по прошествии времени стали рассматриваться как синонимы правового государства, – это верховенство конституции и разграничение функций при осуществлении власти [26. C.20].

Конституционная система не может функционировать без господства права, ведь конституция наиболее высокий тип права, а конституционное регулирование — наиболее значимое для страны. Однако в каждой стране различные концепции обязывающей силы права создали характерную для данной страны систему конституционализма [27. C.205].

Наличие самой конституции во многом, однако не во всем, предопределяет реальное существование конституционализма. Конечно, правление, ограниченное конституцией, уже обладает правовыми границами, имеет некоторую оформленность. Вместе с тем, хотя конституционализм основывается на конституции, самой конституции как правового акта, по всей вероятности, еще недостаточно, чтобы конституционализм стал фактом действительности. Принятие юридической конституции также "не свидетельствует о становлении или функционировании правового государства, … основанного на принципе господства права" [28. C.5], когда право не тождественно системе правовых норм и понимается не как позитивное право (закон), а как сложный, многофункциональный и комплексный феномен аккумуляции идеалов справедливости и гуманизма. Важно поэтому, чтобы конституция как основной правовой акт государства поддерживалась всем строем общественной и государственной жизни, обеспечивая правовым образом социальные институты власти.

Необходимость действенности конституции определяет такой принцип конституционализма, как верховенство или господство права. Формирование и деятельность политических институтов при конституционной политической системе протекают в правовых рамках, а каждый орган или институт государства имеет правовое оформление. Именно право служит легализации любых социальных институтов в современном обществе, именно с ним в известной мере связывают “легальный” тип господства [29. C.646-647], характерной чертой которого является подчинение закону, а не личности. Наиболее последовательной реализацией принципа верховенства права являются теория и практика конституционализма, при которых конституции отводится роль Основного закона в государстве, а вся остальная правотворческая деятельность должна иметь конституционные пределы. Этим объясняется и то, что конституционализм как высшее выражение верховенства права должен служить ограждению социальных институтов власти от деформационных сдвигов, связанных с ее захватом и узурпацией.

Вместе с тем, следует отметить, что при верховенстве права, как частные лица должны следовать правовым нормам, так и государство в лице его органов и институтов должно осуществлять свою деятельность в строгом соответствии с правовыми предписаниями. На подзаконный характер государственной власти указывали русские ученые юристы начала века: Б.А. Кистяковский, Н.М. Коркунов, С.А. Котляревский. Известное видение верховенства права существует и в американской конституционной доктрине. Американский правовед Джон Нортон Мур (Уолтер Л. Браун) отмечает, что суть верховенства права состоит в том, что правительственные решения должны быть основаны на согласии народа и действовать только через структуры и процедуры, разработанные для предупреждения индивидуальных притеснений или государственной тирании, защищающие фундаментальные права и свободы и являющиеся объектом оценки независимыми судами, выносящими приговоры, основанные на законах [30. C.13-14].

Приверженность принципу верховенства права подтверждает все цивилизованное человечество. Этот принцип находит свое отражение в международных правовых актах. Так, Копенгагенское совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) в Заключительном документе закрепило, что 35 государств, входящих в СБСЕ, заявляют о своем намерении поддерживать и выдвигать принципы справедливости, которые образуют основу верховенства права. Все государства без исключения единодушно признали, что верховенство права означает гораздо больше, чем просто формальную законность. Оно означает и справедливость, основанную на признании и полном принятии высшей ценности человеческой личности, гарантированную институтами, обеспечивающими рамки ее наиполнейшего выражения.

Конституционализм базируется на принципе, который состоит в том, что государственная власть должна быть ограничена. Либеральное государствоведение, опираясь на доктрину Дж. Локка, характеризует этот принцип как ограниченное правление [30. C.55]. Концепция ограниченного правления стала интегральной частью либерального конституционализма, получившего распространение в конце XVIII—XIX веках. В политической и правовой сфере принцип ограниченного правления предназначался для сдерживания проявлений государственной власти, для обоснования необходимости создания прочных конституционно-правовых гарантий осуществления органами государства своих властных полномочий. Длительное время концепция ограниченного правления была сердцевиной либерального конституционализма, практическая реализация которого в Великобритании, США и отдельных странах континентальной Европы сочеталась с принципами разделения властей, господства права и рядом других. В экономической сфере она дополнялась доктриной минимального государства в соответствии с постулатами классического либерализма. Государство называлось "минимальным", потому что ему отводилась роль "ночного сторожа" в регулировании институтов гражданского общества, политических и гражданских прав и свобод личности. Максимальная свобода индивидов, которую отстаивали представители классического либерализма, требовала ограниченного государственного вмешательства в сферу гражданского общества, которое должно было развиваться на основе механизмов саморегулирования.

В современной политической философии понятие "минимальное государство" рассматривается с позиций поиска минимальных постулатов рациональности. Основываясь на модели "невидимой руки", Р. Нозик приходит к выводу, что единственно обоснованным можно считать минимальное государство. Понятие "минимальное государство" у него выступает политическим коррелятом понятия "минимальная рациональность". Если происходит усиление рациональности и выход за пределы минимального государства, то это приводит к нарушению прав индивидов [31. C.5]. Именно поэтому Р. Нозик отстаивает доктрину минимального государства в совей работе «Анархия, государство и утопия» [32].

Конституционный характер организации государственной власти имеется не во всяком государстве, поэтому термин "конституционное", по справедливому замечанию В.А. Четвернина, не может применяться к любому государству, в котором есть писаная конституция. "Конституционность государства, — продолжая традицию либерального конституционализма, пишет В.А. Четвернин, — означает не просто так или иначе узаконенную организацию государственной власти, а ограничение государственной власти правом для создания оптимальных условий функционирования саморегулирующегося гражданского общества" [33. C.10].

Понимание проблемы установления пределов государственной власти существовало в теории конституционализма в XIX веке. Границы вмешательства государственной власти определялись сферой гражданского общества. С точки зрения современного конституционализма, по мнению В.А. Четвернина, мера усложнения общественных отношений требует от конституции установления пределов государственного вмешательства в сферу общественного саморегулирования с таким расчетом, чтобы это вмешательство не могло повредить институтам и механизмам саморегулирования. Такой взгляд на конституционализм может быть принят, если институты и механизмы саморегулирования способствуют реализации субъективных прав и свобод человека и обеспечивают их защиту, а собственная ценность саморегулирования общества не должна преобладать над ценностями прав и свобод личности. Поэтому либеральный конституционализм необходимо переосмыслить применительно к российским условиям современного демократического развития.

Необходимо найти правовую форму согласования принципа ограниченного правления и современной преобразовательной роли государства в процессе проведения социально-политических и экономических реформ.

Существуют объективные условия пересмотра доктрины ограниченного правления либерального конституционализма применительно к современному этапу развития Российского государства. Во-первых, в России происходят одновременные преобразования политико-правовой и социально-экономической сфер жизнедеятельности общества, которые требуют активной функциональной роли государства. Во-вторых, в связи с тем, что государство выступает основным инструментом социальных преобразований, наиболее возможным и адекватно отражающим преобразовательную деятельность становится особый тип конституционализма — государственнический конституционализм. В-третьих, изживание российских традиций авторитаризма совершается через правовую деятельность самого государства, через обретение правовых форм при осуществлении государственных функций и формирование конституционно-правовой ответственности органов государства. В этом смысле государство предпринимает ряд правовых мер по самоограничению власти.

Применительно к конституционно-правовой сфере можно говорить об использовании неолиберальных инструментов правового регулирования деятельности государства, в том числе по отношению к экономической системе. Такая государственная деятельность порождает феномен государственнического конституционализма, который имеет ряд особенностей. Такой конституционализм инициируется самим государством в ходе преобразований правовой системы страны. С помощью конституционно-правовых механизмов государственная власть проводит социально-экономические и политико-правовые реформы и одновременно создает гарантии реализации основных прав и свобод личности. В силу большой реформаторской деятельности государства необходимы дополнительные правовые механизмы ограничения государственной власти, которые находят выражение в формирующихся институтах конституционно-правовой и федеративной ответственности органов государства.

В конституционных исследованиях с начала нового тысячелетия открылись дискуссии по вопросу о соотношении принципа ограниченного правления и роли Российского государства и права на рубеже тысячелетий [34]. Целый ряд российских ученых — Б.Н. Топорнин, М.В. Баглай, поддержали идею о необходимости разработки и использования понятия "сильное государство". Например, Б.Н. Топорнин предложил использовать понятие "сильное государство" в качестве ориентира современной теории государства и права. Разработку этого понятия, по его мнению, необходимо вести в рамках всех дисциплин юридической науки [34. C.5]. Тезис об усилении роли государства как жизненной потребности общества поддержал М.В. Баглай. Он предложил соединить идеи сильного государства и правового государства. Поэтому усиление, по его мнению, следует рассматривать не как отход от демократических эталонов, а как нововведение ослабленной государственной власти в переходный период [34. C.7]. Определенный научный скепсис в отношении идеи сильного государства выразил В.С. Нерсесянц. Он считает, что положение о сильном государстве выходит за рамки конституционных положений, а это чревато утверждением государства силы. Ученый предложил вести речь о становлении суверенной государственности в стране, верховенстве государственной власти и конституционно-правовой законности [34. C.10].

С учетом отмеченной дискуссии, на наш взгляд, концепцию сильного государства необходимо выстраивать в рамках установленных федеральной Конституцией правил и ограничений. Применительно к конституционно-правовой сфере можно говорить об использовании неолиберальных инструментов правового регулирования деятельности государства, в том числе по отношению к экономической системе. Такая государственная деятельность порождает феномен государственнического конституционализма, который имеет ряд особенностей. Такой конституционализм инициируется самим государством в ходе преобразований правовой системы страны. С помощью конституционно-правовых механизмов государственная власть проводит социально-экономические и политико-правовые реформы и одновременно создает гарантии реализации основных прав и свобод личности. В силу большой реформаторской деятельности государства необходимы дополнительные правовые механизмы ограничения государственной власти, которые находят выражение в формирующихся институтах конституционно-правовой и федеративной ответственности органов государства.

Правление в государстве должно быть ограничено не только самим фактом существования конституции, но и таким положением вещей, при котором предотвращена возможность сосредоточения власти в одних руках или в одном органе до такой степени, что она становится угрозой для свободы личности. Поэтому при конституционализме, как справедливо отмечал Б.А. Кистяковский, власти положены известные пределы, которых она не должна и не может переступать [35. C.144]

Помимо конституции государственная власть должна ограничиваться правами и свободами человека и гражданина. Автономия личности и фундаментальные свободы, её определяющие, должны быть под запретом для государственного вмешательства. Круг прав, связанных с личной свободой и личным достоинством, а равным образом признание других неотъемлемых прав личности создают необходимость ограничения правительственных действий, связанных с вторжением в сферу самоопределения личности. С другой стороны, деятельность государственных органов по защите прав и свобод в равной степени должна быть поставлена в рамки закона. Конституция РФ (ст.2) в качестве одной из основ конституционного строя закрепила как высшую ценность человека, его прав и свобод. Такой подход свидетельствует о том, что российский конституционализм в своей основе выражает приверженность этике гуманизма. На государство возлагается обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина. Реализация приоритета личности перед государством - важное условие преодоления инертности коллективного правового нигилизма, а также культивирования в обществе индивидуального и правового образа действий.

Ограничение государственной власти должно предполагать возможность контроля за её ограниченным характером и предотвращения выхода за установленные законом пределы. Существование известного допущения, что правители не всегда хороши и мудры, и что тот, кто обладает властью, чаще всего укрепляет её и тем самым делает более неограниченной и неконтролируемой, предполагает в конституционном государстве наличие институционального контроля над правителями. В рамках устойчивой системы власти и общественного развития этот принцип конституционализма может рассматриваться как способ положительного воздействия на благонамеренные действия правительства и как средство, с помощью которого правители, неугодные обществу, могут быть смещены гражданами.

Такой институциональный контроль над правителями находит своё выражение в процедуре всеобщих выборов и системе отчетности перед избирателями. Наиболее полно такому контролю подвержена система представительных органов власти, однако и исполнительная власть в лице президента в президентских республиках (США) и президента совместно с правительством в полупрезидентской республике (Франция) и других государствах, где президент избирается всеобщим, равным, прямым или косвенным голосованием, контролируется избирателями в значительной мере самой процедурой выборов. Республиканское правление, основанное на принципах выборности, сменяемости и подотчетности, в этом смысле в большей степени способно служить созданию, развитию и охране политических институтов, позволяющих избежать тирании. Поэтому стремление государства к созданию большего числа репрезентативных институтов на всех уровнях публичной власти является важным гарантом устойчивости их развития.

Однако выбор формы правления не может быть произвольным. Он определяется историко-правовыми и политическими условиями развития конкретной государственности. Конституция РФ (ст.1) характеризует Российскую Федерацию как демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Многие из этих характеристик представляют собой нормы-цели, т.к. процесс федерализации не завершен, а подчинение государства праву требует повышения уровня правосознания должностных лиц и согласования публично-правовой деятельности государственных органов с положениями конституции и федеральных законов. Республиканская форма правления в России имеет особенности по сравнению с типичными формами президентской и парламентской республиками. “Гибридный” характер новой формы правления обусловлен спецификой исторической эволюции института главы российского государства, социально-политических и социально-экономических условий проведения реформ. Сочетая черты президентской и парламентарной республики, форма правления сохраняет большинство компонентов дуалистического режима с доминированием президента в системе органов государственной власти.

На современном этапе конституционного развития в Российском государстве усиливаются элементы президентского конституционализма в условиях политического дуумвирата Президента РФ с Председателем Правительства РФ. Президентский конституционализм опирается на пропрезидентское большинство в Государственной Думе Федерального Собрания РФ и на руководство Советом Федерации, в котором доминируют представители пропрезидентской партии.

В рамках государственнического конституционализма два гаранта конституции олицетворяют судебно-правовой механизм обеспечения конституции и политическое господство над системой органов государственной власти. Важным является согласованное функционирование двух гарантов Конституции, позволяющее обеспечивать реализацию конституционных ценностей и политический динамизм прогрессивного развития. Однако оба гаранта могут выступать в качестве взаимодействующего механизма конституционного консерватизма в российской правовой системе.

Два гаранта конституции создают условия для эффективного гарантирования конституционного правопорядка при условии, что возможности судебного гаранта конституции оценивать конституционность нормативных правовых актов и договоров не будут ограничены перспективой политического доминирования главы государства в вопросах формирования как законодательной политики (инициирования значительного круга ФКЗ и ФЗ), так и политики конституционной модернизации (инициирования поправок к Конституции РФ).

Перспективы развития президентского конституционализма в России связаны с дальнейшим укреплением института президентской власти, однако как политическое явление президентский конституционализм может постепенно изживать персоналистские черты и показывать положительную динамику формирования в России элементов рационализированного парламентаризма в условиях смешанной полупрезиденсткой, полупарламентской республики.

References
1. Avtonomov A.S. Metodologicheskie aspekty issledovaniya sistemy kategorii konstitutsionnogo prava // Teoreticheskie problemy rossiiskogo konstitutsionalizma./ Pod obshch. red. T.Ya. Khabrievoi. M., 2000. S.3—23.
2. Istoriya burzhuaznogo konstitutsionalizma XVII—XVIII vv. / Otv. red. V.S. Nersesyants. M.: Nauka, 1983. 296 s.
3. Istoriya burzhuaznogo konstitutsionalizma XIX v./ Otv. red. V.S. Nersesyants. M.: Nauka, 1986. 279 s.
4. Baxi, Upendra. Constitutionalism as a site of state formative practices // Cardozo Law Review. 2000. Vol.21. No 4. P.1183—1210.
5. Rosenfeld, Michel. The Rule of Law and the Legitimacy of Constitutional Democracy // Southern California Law Review. July 2001. Vol.74. Issue 5. P.1307—1351.
6. Konstitutsii i zakonodatel'nye akty burzhuaznykh gosudarstv XVII—XIX vv. Sbornik dokumentov pod red. prof. P.N. Galanzy. — M.: Gosyurizdat, 1957. 588 s.
7. Medushevskii Andrei. Konstitutsionnyi perevorot ili konstitutsionnaya reforma: popravki k Konstitutsii 1993 goda kak instrument bor'by za vlast' // Konstitutsionnoe pravo: vostochnoevropeiskoe obozrenie. 1999. № 3. S.154—167.
8. Limbach Jutta. The Concept of the Supremacy of the Constitution // The Modern Law Review. 2001. Vol.64. No 1. P.1—10.
9. Bondar' N.S. Bukva i dukh rossiiskoi Konstitutsii: 20-letnii opyt garmonizatsii v svete konstitutsionnogo pravosudiya // Zhurnal rossiiskogo prava. 2013. № 11. S. 5—17.
10. Kel'zen G. Sudebnaya garantiya konstitutsii (konstitutsionnaya yustitsiya) // Pravo i politika. 2006. № 8, 9.
11. Shmitt Karl. Gosudarstvo. Pravo i politika. M., 2013. 448 s.
12. Bondar' N.S. Sudebnyi konstitutsionalizm v Rossii v svete konstitutsionnogo pravosudiya. M.: Norma; INFRA-M, 2011. 544 s.
13. Kravets I.A. O ponyatii sudebnogo konstitutsionalizma // Pravovye problemy ukrepleniya rossiiskoi gosudarstvennosti: Sb. st. / Pod red. M.M. Zhuravleva, A.M. Barnashova, V.M. Zueva. Tomsk: Izd-vo Tom. Un-ta, 2010. Ch. 46. S. 58–59.
14. Yaroshenko N.I. Sudebnyi konstitutsionalizm v Rossiiskoi Federatsii: ponyatie i sistema osnovanii // Rossiiskaya yustitsiya. 2013. N 8. S. 4–6.
15. Mityukov M.A. Metodologiya issledovaniya problemy poslaniya Konstitutsionnogo Suda Rossiiskoi Federatsii // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2010. № 12. S. 27–33.
16. Nesmeyanova S.E. O vozmozhnom vliyanii Konstitutsionnogo Suda Rossiiskoi Federatsii na zakonodatelya // Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya. 2010. № 3. S. 6–9.
17. Kokotov A.N. Nasushchnye voprosy regulirovaniya deyatel'nosti Konstitutsionnogo Suda Rossiiskoi Federatsii // Rossiiskii yuridicheskii zhurnal. 2012. № 2. S. 20–27.
18. Kravets I.A. Pravo na konstitutsionnuyu modernizatsiyu v svete teorii sovremennogo konstitutsionalizma i ekonomicheskoi konstitutsii // Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo. 2010. № 10. S. 2–6.
19. Benedict, Michael Les. Constitutional Politics in the Gilded Age // Journal of the Gilded Age and the Progressive Era. January 2010. Vol. 9. N 1. P.7–35.
20. Zucca, Lorenzo. Montesquieu, Methodological Pluralism and Comparative Constitutional Law // European Constitutional Law Review. 2009. Vol. 5. No 3. P. 481–500.
21. Walker, Neil. Taking Constitutionalism Beyond the State // Political Studies. 2008. Vol. 56. Issue 3, p.519-543.
22. Berman, Harold J. The Struggle for Law in Post-Soviet Russia // Western Rights? Post-Communist Application. / Ed. by A. Sajo. Kluwer, 1996. P.41—55.
23. Fallon Richard H. "The rule of law" as a concept in constitutional discourse // Columbia Law Review. January 1997. Vol.97. No.1. P.1—56.
24. Mol' R. Entsiklopediya gosudarstvennykh nauk. SPb., 1868. 599 s.
25. Shmidt-Asman E. Pravovoe gosudarstvo // Gosudarstvennoe pravo Germanii. / Otv. red. B.N. Topornin. M.: Institut gosudarstva i prava, 1994.
26. Valades D. Konstitutsionnye problemy pravovogo gosudarstva / Per. s isp. I.N. Shumskogo. M., 2009. 168 s.
27. Shaio A. Samoogranichenie vlasti (kratkii kurs konstitutsionalizma): Per. s veng. M.: Yurist, 2001. 292 s.
28. Topornin B.N. Konstitutsionnaya reforma — put' k pravovomu gosudarstvu // Sovetskoe gosudarstvo i pravo. 1990. № 4. S.3—14.
29. Veber M. Politika kak prizvanie i professiya // Veber M. Izbrannye proizvedeniya. Per. s nem. M., 1990. S.644—706.
30. Dzhon Norton Mur. Verkhovenstvo prava: obzor // Verkhovenstvo prava. Sbornik. Per. s angl. M., 1992. S.10—52.
31. Shevchenko A.A. Minimal'naya ratsional'nost' kak problema // Gumanitarnye nauki v Sibiri. 2000. № 1. S.3—6.
32. Nozick R. Anarchy, State and Utopia. — N.Y., 1976. 384 p.
33. Chetvernin V.A. Demokraticheskoe konstitutsionnoe gosudarstvo: vvedenie v teoriyu. — M.: Institut gosudarstva i prava, 1993. — 141 c.
34. Vserossiiskaya nauchnaya konferentsiya "Rossiiskoe gosudarstvo i pravo na rubezhe tysyacheletii", 2—4 fevralya 2000 goda, g. Moskva: obzor materialov // Gosudarstvo i pravo. 2000. № 7. S.5—14.
35. Kistyakovskii B.A. Gosudarstvo pravovoe i sotsialisticheskoe // Vopr. filosofii. 1990. № 6. S. 141–159.
36. Kravets I.A. Ogranicheniya sudebnogo garantirovaniya konstitutsii i pravo na konstitutsionno-pravovuyu zashchitu osnovnykh prav i svobod v Rossiiskoi Federatsii // Pravo i politika.-2013.-13.-C. 1831-1841. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.10424.
37. Bondar' N.S. Po kakoi Konstitutsii zhivet Rossiya: proshlogo ili nyneshnego, XXI veka? // Zhurnal zarubezhnogo zakonodatel'stva i sravnitel'nogo pravovedeniya.-2013.-6.-C. 976-985.
38. N. M. Dobrynin Razmyshleniya o problemakh stanovleniya pravovogo gosudarstva v Rossii. // Pravo i politika.-2012.-2.-C. 232-242.
39. Gligich-Zolotareva M.V. «Uvlechenie obshchimi mestami» i tsennostnyi komponent konstitutsionalizma // NB: Problemy obshchestva i politiki. — 2013.-№ 3.-S.296-317. DOI: 10.7256/2306-0158.2013.3.503. URL: http://e-notabene.ru/pr/article_503.html
40. Kochetkov V.V.. Antinomii sovremennogo rossiiskogo konstitutsionalizma: filosofsko-pravovoi analiz // Pravo i politika. – 2014. – № 6. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2014.6.11096
41. Maracha V.G., Matyukhin A.A.. K dvadtsatiletiyu institutsional'nogo razdeleniya vlasti v Rossii: uroki frantsuzskoi Konstitutsii 1958 goda // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.10520
42. Sonin V.V.. Rossiiskaya Konstitutsiya v zerkale kitaiskoi yuridicheskoi nauki // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.9780
43. Kazachkova Z.M., Kaziev S.V.. Konstitutsionnaya ekonomika: ot idei do voploshcheniya // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.9341
44. Poyarkov S.Yu.. Konstitutsionalizm kak osnova ratsional'noi politicheskoi sistemy sovremennogo obshchestva // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.10094
45. Dobrynin N.M.. V yubilei o problemakh vzaimosvyazi i vzaimoobuslovlennosti Konstitutsii Rossii i konstitutsionalizma: priroda, real'nost', spetsifika, mif // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.10181
46. Kochetkov V.V.. Russkie tsennosti i rossiiskaya Konstitutsiya 1993 goda // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.9736
47. Kravets I.A.. Ogranicheniya sudebnogo garantirovaniya konstitutsii i pravo na konstitutsionno-pravovuyu zashchitu osnovnykh prav i svobod v Rossiiskoi Federatsii // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.10424
48. Kal'yak A.M.. Primenenie osnov konstitutsionnogo stroya v praktike Konstitutsionnogo Suda RF: otdel'nye voprosy // Pravo i politika. – 2013. – № 13. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.13.7061
49. Dobrynin N.M.. Kratkii ocherk o sud'be rossiiskogo konstitutsionalizma: o sushchnosti, evolyutsii i neotlozhnosti konstitutsionnoi reformy // Pravo i politika. – 2013. – № 12. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.12.10142
50. Aleinikov A.V., Osipov I.D.. Istoriologiya rossiiskogo konstitutsionalizma: politiko-filosofskii analiz // Pravo i politika. – 2013. – № 10. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.10.9753
51. A.V. Bezrukov. Rol' Prezidenta Rossii v mekhanizme realizatsii konstitutsionnykh printsipov federalizma, edinstva gosudarstvennoi vlasti i razdeleniya vlastei // Politika i Obshchestvo. – 2013. – № 3. – S. 104-107. DOI: 10.7256/1812-8696.2013.03.
52. Dolgikh I.P., Chernyaev G.M. O yuridicheskoi storone natsional'nogo voprosa // NB: Voprosy prava i politiki. - 2014. - 1. - C. 45 - 53. DOI: 10.7256/2305-9699.2014.1.10788. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_10788.html